Адвокат чародейки [= Тень Эсмеральды ] - Наталия Орбенина

– Конечно, на все воля Господня! – согласился камердинер. – А то, что терпения надо много, так уж тут вы, барыня, правы. Много терпения надо, и сколько еще понадобится!

Сколько еще понадобится? Этот вопрос она самой себе задавала каждый день. И каждый день она думала: а вдруг ЭТО произойдет именно сегодня? Она придет к нему утром, а он уже не дышит… И все, конец мучениям! Она вздрагивала из-за этих греховных мыслей, пугалась, крестилась и, отогнав их прочь, с еще большим старанием ухаживала за супругом. При этом, проходя мимо зеркала, Боровицкая с ужасом понимала, что ей уже незачем мечтать о свободе. Разорвав жертвенные путы, она не обретет ничего, кроме горькой одинокой старости. Дочь, старая дева, злая, перезрелая, заест ее поедом и тем самым отомстит матери за то, что всю жизнь она предпочитала Зине сына. А сынок-то взял – и покинул ее навеки!

Обуреваемая этими грустными размышлениями, Полина Карповна пришла в комнату мужа и стала готовить его к мытью. Откинула одеяло, расстегнула пуговицы на рубашке. Ефрем Нестерович глядел в потолок. Взор его не выражал ровно ничего.

– Ох, Еферемушка, если бы ты знал о нашем горе! Если бы ты знал! Я тебе прямо завидую, твое сердце не ведает боли. А мое-то как стонет, как стонет! – и она заскулила, как старая собака у ног хозяина.

Явилась прислуга. Хозяйка поспешно утерла слезы, и все принялись за дело. Все шло своим чередом. Бледное сморщенное тело погрузили в ванну с горячей водой и намылили хорошенько. Поначалу Полина Карповна ужасно стеснялась глядеть на голое тело супруга при посторонних, а потом и к этому привыкла. Боровицкая приготовила большую махровую простыню, чтобы завернуть в нее больного, горничная стелила свежую постель, а лакей с камердинером вытаскивали хозяина из ванны. И почему-то именно в этот момент мокрое тело выскользнуло из их рук и тяжело рухнуло за борт ванны. Боровицкий упал лицом вниз, ткнувшись лбом прямо об пол.

– А-а! – ужасным голосом закричала Полина Карповна.

Она замерла с простыней в руках, будучи не в силах подойти к мужу.

– Че-р-т, че-рт по-бе-ри, – раздалось с пола.

Горничная охнула и рухнула на кровать хозяина, словно у нее внезапно подкосились ноги. Лакей и камердинер схватили Боровицкого под мышки и перевернули его лицом вверх.

– Бо-лва-ны, – медленно, но вполне членораздельно произнес Боровицкий. – За-ши-бся! – Он с трудом пошевелил неподвижной вплоть до этого мгновения рукой и попытался поднести ее ко лбу, на котором прямо на глазах выросла огромная шишка.

У Полины Карповны закатились глаза, и она медленно осела на пол, распростершись рядом с супругом.

Когда она очнулась, в комнате уже была Зина. Она причитала, охала, плакала и смеялась одновременно. Ефрема Нестеровича одели и благополучно водрузили на постель. Он легонько шевелил руками и осматривался, словно впервые белый свет увидел.

– Услышал, услышал Бог мои молитвы, – пролепетала несчастная жена и бросилась на грудь супруга. – Уж мы и не чаяли, не чаяли, что ты поправишься, сокол ты мой!

– Да уж! Со-ко-лик! Курица ощи-пан-ная ве-се-лей гля-дит! – прошепелявил Боровицкий.

– Узнаю моего мужа! – радостно всплеснула руками Полина Карповна, все еще не верившая собственным глазам и ушам.

– А я вот пло-хо приз-наю всех, за-па-мя-товал…

– Папочка, я Зина, твоя дочка! Ты не узнал меня? – Зина поцеловала руку отца и нежно поднесла ее к своему лицу. – Ведь ты так десять лет пролежал!

– Боже! – Боровицкий прикрыл глаза. – Не пон-ять мне сей-час, не оси-лю…

Ефрем Нестерович некоторое время пролежал с закрытыми глазами. Слюна тонкой струйкой стекала из уголка его искривленного рта. Жена, дочь, прислуга – все замерли у постели в благоговейном молчании, переживая чудо, свершившееся на их глазах.

– Анатоль где? – вдруг резко и уже почти совсем членораздельно спросил полковник.

Все вздрогнули. Полина Карповна подскочила, всплеснула руками и приготовилась стенать.

– Он далеко уехал, папенька. Очень далеко, за границу, по службе. Не скоро будет, – вдруг выпалила Зина.

– А! Стало быть, дела его идут хорошо? Остепенился? Человеком стал? Где жена его? – приободрился полковник.

– Дома, с детками, – пролепетала Полина Карповна, не зная, что ей дальше врать.

– Стало быть, и внуки у меня есть! Славно! Видеть их хочу всех, прикажите, пусть тотчас же придут. Не всякий раз дед с того света возвращается! Да еще, может, и ненадолго!

Полковник слабо улыбнулся и вновь устало прикрыл глаза. Полина Карповна, сама не своя из-за случившегося, вытолкала дочь в соседнюю комнату.

– Вот чудо! Чудо! Помогли мои молитвы! – Она замахала руками, как наседка крыльями.

– Да не молитвы ваши, а шишка на лбу! Знали бы мы, что такой способ лечения есть, так давно бы его об пол головой стукнули! – воскликнула Зина.

– Ну уж не знаю… – с сомнением протянула Боровицкая. – Только что мы теперь ему о Толеньке-то скажем?

– Ничего не скажем, пусть пока не знает о его кончине, иначе ему опять плохо сделается. Ну а если все вернется к прежнему, так и зачем нам его расстраивать? Пусть радуется в неведении. И Таисию предупредим, и детей, чтобы не наговорили лишнего дедушке, не обеспокоили его, – уверенным голосом произнесла Зина. Мать покачала головой, но спорить не стала.

Таисия Семеновна поспешно выпорхнула из коляски извозчика и почти бегом поднялась в квартиру Боровицких. Она с трудом поняла, что же такое нетвердой рукой написала ей свекровь в записке, принесенной посыльным. Не верилось, что после стольких лет к парализованному могли вернуться речь и сознание! Она почти не была знакома со своим свекром, не успела его узнать до болезни, понять. Для нее он был неведомой составляющей семьи мужа. Неподвижно лежащий, парализованный человек. Что ж, Господь распорядился весьма своеобразно! Отобрал сына – но вернул семье отца. Ее предупредили, чтобы она не проговорилась свекру о смерти Анатоля.

Молодая женщина с волнением нажала на звонок и подняла траурную вуаль. Ее впустила горничная. При виде молодой барыни горничная заохала и принялась взахлеб пересказывать ей подробности чудесного исцеления хозяина.

– Голый, скользкий, вот они и выронили его. Выронили – а он возьми да лбом об пол и приложись! Да как закричит, заругается!

– Надо же! Прямо чудеса! – Таисия с недоверием покачала головой и постучалась. Она приготовилась вежливо улыбаться, радоваться вместе со всеми, снисходительно выслушивать лепет больного старика.

Кабы знать иногда, чего стоят нам речи иных людей!

Взор Ефрема Нестеровича при виде вошедшей невестки выразил необычайное изумление. Он нахмурил лоб, скривился. Слабые руки беспомощно задвигались по одеялу.

– Что ты, Ефрем Нестерович? – испугалась Полина Карповна.

– Папа, ты не только меня не узнал, но и Таисию, жену Толеньки, – проворковала Зина.